Заяц и
свора собак
на ярмарке
Басня
И не косой, и не кривой,
А просто Шоколадный Заяц мой
Сходить в Манеж собрался раз.
Одёл куртёнку - в самый раз.
На ярмарку в Москве
Капустную.
Всю золотую, да невкусную.
Зашёл он в зал
И видит там
Богатства разного!
И хлам -
Всего не счесть,
Не описать и не прочесть
Ни в исторических романах,
Ни в газетёнках басурманных.
Зверья там всякого
Из разных стран сбежалось -
Прудом пруди.
Одни картины продают,
Другие - серьги, кольца, броши,
А третьи всех их стерегут...
А Заяц шоколадный наш
Увидал там вдруг
Знакомое лицо в одной картине.
Хотел себе и фотографию оставить,
На память,
О крутой судьбине
Одной крольчихи юной
Из рода Богарнэ.
И что ж с того,
Коли на память?
Никто владетельный ему не возражал.
Достал тогда он камеру свою.
Уже примерился...
Как вдруг
Свирепый пёс,
По кличке «Русь»,
Да с номером «один шесть пять»
Внезапно кинулся к нему
На грудь
С евойной сворой.
И ну его трепать,
И вправо, влево распинать,
Как на кресте растяжки делать,
И в роль преступника да террориста загонять.
И камеру чужую отбирать.
Быть может криминал
Хранится в ней.
Как знать?
А заяц наш? Орал?
Орал.
И всех на помощь призывал?
Да нет. Лишь всем кричал:
«На камеру! На камеру снимайте драку!
Уж посмеёмся над собакой!»
А кто снимал?
Да был один,
Малоприметный господин.
Неужто был? Скандал какой!
Спектаклям всем спектакль!
На этой ярмарке крутой,
Культурой занавешенной,
Коммерческой, немой...
Тем временем вокруг сей бойни
Образовался разом круг
Из иноземных разных друг.
Собрались лисы, волки, лоси...,
Ну головами все качать,
Затем мычать, рычать и ржать
И думать вслух, как усмирять
В столице варварской страны
Её же свору русачей?
Возможно али всё же нет?
А Заяц стал кричать, орать.
Ведь видит - камере конец
Один из озверевших кобелей -
Люфтганзов кобелиный сын -
Решил вконец её сломать:
«Шмяк-шмяк».
Цивильно так:
Как белый господин.
И Заяц, покраснев вдруг не на шутку,
Стал отбивать своё добро, крутяся уткой:
Смарт-карты, камеру и снедь,
Бумаги разные и медь
От диких псов.
Хоть самому ему смотреть на всё снаружи было тошно...
Вдруг услыхал он чей-то глас.
Один единственный.
Во спас всему!
Французский! Дамский! Человечий!
Не из собравшейся толпы,
Откуда-то со стороны.
И тот французский ясный глас
Спас Зайца нашего от глаз,
И от клыков, и от когтей всех,
Голодных злобных лиходеев.
А что та свора дикая,
Утратившая лик и душу?
Жива ещё?
И всё смердит?
И ненависть вокруг себя плодит?
Да. Всё смердит,
И всё плодит.
Быть
может
надобно
таких нам
усыплять?
И псов и их хозяев глупых?!
К другим гуманность проявляя,
Мы б оградить от нечисти такой
Смогли бы всех давно. И всех без рая.
- А Заяц Шоколадный наш? Что сталось с ним потом?
Озлобился? Иль нет?
- Озлобился? Зачем?
- А что Манеж?
Тот самый, что цирком драмы стал на час тогда?
- А что Манеж?
Хоть и претит,
Но проглотил он этот стыд
И стенам уж не привыкать -
Такое видели - не встать!
Что до него, до зданья -
Манеж с его архитектурой чудной
Давно для музыки хотел наш Заяц приспособить,
Для людей,
Коих немного в городе осталось.
А не для выставок скупцов и гаражей
вельмож паскудных,
Пожарами добро страны уничтожавших вкупе*..
* См. Три информационных письма П. Платова с координатами Мавзолея, Могилы неизвестного солдата, Манежа (от 3 января 2004г.) о передислокации боеприпасов под Красной площадью.
Тасия Мейерхольд, Ph.D.
21 сентября, 2005г., г. Москва
List of VIP cars' numbers parked at the Constantine Palace
