23 мая 2010г., г.Краснодар
Краснодарский Музыкальный Театр
Концерт немецкого молодёжного симфонического оркестра из Карлсруэ
(перед зданием театра)
Настрой на позитив: ВЕСНА!?!
Где найти новое мышление города Краснодара и краснодарцев?
Вдыхая запахи гвоздики
Ура! Контакт есть! Мост налажен!
Фальшь и лицемерие МЭЦа (Межшкольного эстетического центра) и его судей и их неумение или нежелание чувствовать музыку даже в рамках Международного детско-юношеского конкурса исполнительского мастерства "Где рождаются искусства" достигла своего апогея, в пределах которого оставаться было просто невозможно. "Сегодня же "Сильва"!" - обрадовалась Анна и, не став дожидаться второго тура струнников (после первого тура ей сразу же стало ясно, кто есть кто) и оказывать давление на малообъективных судей - любителей клубники, поспешила в Музыкальный театр. Первое действие уже началось. "Ничего, успею на второе или, в крайнем случае, на третье!" - подумала она. Подходя к Театру со стороны Центрального художественного зала, Анна ещё издали заметила сидящий на стульях молодёжный оркестр.
- Что происходит? Забастовка? - Почему-то спросила она у стоящих в толпе людей.
- Концерт. Немецкий, - ответили ей.
- А когда начало?
- Кажется, в 18.00. Анна вгляделась в ребят-оркестрантов, одетых в свою повседневную одежду. Она сразу же вспомнила Баден-Вюртемберг и разношёрстно одетых немецких школьников. Духовики были в тёмных футболках. на спине каждого теснились буквы инструмента. Впереди в белой рубашке стоял дирижёр. Всё понятно. Молодёжный оркестр из Карлсруэ. "Но почему сейчас и здесь, когда выступление оркестра должно было состояться завтра и в МЭЦе? Останусь", - решила она.
- И это Германия? Какую-то шантропу привезли, голодранцев, - послышалось откуда-то сбоку, - мало этих фашистов били.
Анна обернулась на голос. Голос принадлежал одной, прилично одетой, полной кубанской казачке.
- Знаю я этих немцев, как облупленных, - не унималась та. Язык её хлестал всякую чушь, как помело. Её пытались одёрнуть, но женщина не умолкала.
До начала концерта оставалось ещё несколько минут. Анна разглядывала ребят. Чуть слева переговаривались скрипки. Возраст был подростковый. От 14 и старше. Кто-то из ребят перелистывал ноты. Нормальные мальчишки и девчонки, которых, в принципе, сложно было отличить от краснодарцев и россиян. Разве что лица немцев были просветлённее, что ли.
- Пойди, брось машинку, - услышала Анна краем уха голос справа и увидела какого-то малыша, направляющегося прямиком к дирижёру, и замахивающегося игрушечной машинкой.
Почти перед ней присела одна дама кавказской национальности с девочкой 2-3 лет на руках и, вручив дочери надутую лошадку - символ Штутгарта и Баден-Вюртемберга, демонстративно стала фотографировать ребёнка на фоне первых скрипок, периодически восклицая "Поближе, поближе к ним стань".
- А что они будут играть? Бухенвальдский набат? - нарочито громко спросила у Анны другая интеллектуалка. Анна выразительно на неё посмотрела. Вступать с такими людьми в дискуссии не имело смысла. Негатив и злоба исходила не от немецких ребят из Карлсруэ и уж, конечно, не от дирижёра, а от ожидающей концерта христианской и нехристианской краснодарской толпы. "И что, вообще, происходит? Этих деградирующих куркулей, помешанных на войне и наградах, уже, видимо, ничем и никак нельзя было перевоспитать, - подумала Анна. - Какая война?! Столько лет прошло! После нелепой Великой Отечественной войны, которую можно было избежать, уже было несколько других - в Чечне и в Абхазии, в Южной Осетии... Какой всё-таки злой здесь народ! Казакхи и то намного добрее!" - думала она.
Наконец, какая-то декольтированная девица из местных, которая даже ни к своему стыду, не могла даже правильно прочитать по бумажке, не говоря о том, чтобы правильно выговорить "Карлсруэ", "Брукзааль" или имя дирижёра, объявила о начале концерта и его программе. В программе не было традиционно играемой немецкой классической музыки, а только музыка финского, чешского и французского композиторов.
Первой зазвучала сюита Яна Сибелиуса "Финляндия". Закричали скрипки, грозно ударили литавры, забил тревогу огромный барабан, за которым в пессимистическом миноре зазвучали ударные и духовые инструменты.
- Ну вот. Я так и знала: опять война. Надо же! Иметь наглость здесь играть такую музыку! Фашисты! гады! Кто их только сюда позвал?! - воскликнула та кубанская казачка, которая стояла слева.
"Ей-то что сделали немцы? - подумала Анна. - Уж кто имел право на такие слова, так это сама она. Внезапно в её памяти всплыли события 7-илетней давности и Штутгарт, где по вине врачей и тупых спецслужб, помешанных на терроризме и шпионах, Анну, высокопрофессионального геолога-палеонтолога, чуть было не лишили жизни: сначала дали чай с каким-то порошком, понижающим давление, потом сделали инъекцию каким-то препаратом, от которого у Анны поехала крыша, и ввели в кому, после чего накачали психотропными веществами до состояния "зомби-эффекта", а затем каждый день брали кровь на анализы. В результате всех этих экзекуций и перенесённого стресса у Анны началась ломка позвоночника и периодически стали отниматься ноги и кисти рук. У неё, у профессионального геолога, начался гормональный дисбаланс с полной потерей запахов. Причём свою вину никто из немцев за собой так и не признал. Наоборот, та музейная дура-библиотекарь, которая напоила Анну 'своим' арабским чаем, а потом вызвала откуда-то знакомых ей сотрудников скорой помощи, заявила, что Анна украла из музейной библиотеки книгу по палеогеографии, не предусмотрев лишь того, что отсканированные страницы нужной книги Анна записала на свой CD. Когда Анна, выйдя из больницы, упомянула своему коллеге про суд, тот полностью стал на сторону библиотекарши. Анне не оставалось ничего другого, как разыграть шахматную карту с авиакомпаниями "Люфтганза" и "KLM", первая из которых, начиная с 14 октября 2003года, так до сих пор и не удосужилась выплатить Анне причитающиеся ей по международным европейским законам деньги. Много денег... Немецкий счёт Анны был заблокирован спецслужбами. Немецкий Банк на её многочисленные запросы отказывался пересылать её кровно заработанные стипендиальные деньги как в Казахстан, так и в Россию. Надо было переступить через себя и научиться прощать преступников?.."
Ударных и духовых сменили голоса скрипок. Их дружный, нейтрально-мажорный хор звучал всё отчётливее и сильнее, вселяя надежды на светлое будущее. Гармоничность ладов переполняла душу.
- Карл Рейнеке... Концерт для флейты с оркестром.., - спотыкаясь на каждом слоге, объявила всё та же декольтированная местная девица.
Лирично и просветлённо зазвучала флейта. Её мелодия, с чуть покачивающимся ритмом, устойчиво доминировала, преломляя крики бушующего оркестра и ведя его за собой спокойно и твёрдо, не взирая на рёв беснующихся инструментов. Своим гармоничным настроем она органично смягчала подчёркнутую патетичность ударных и речитатив духовых, усмиряя своею кротостью периодически то тех, то других. Постепенно инициативу у ударных и духовых стали перенимать струнные. Их эмоциональность и теплота стали задавать тон всему оркестру, повторяя лирическую гармоничность ведущей его флейты. Успокаивающий и умиротворяющий светлой тон солирующей мелодии рыженькой певицы, проникал в сердца всех ударных, сглаживая их априорно драматический настрой.
- Подумаешь, своей дудочкой решили всех удивить, - периодически шипели наиболее агрессивные.
"Есть здесь всё-таки немало злыдней, умеющих прекрасно декламировать стихи, хорошо петь и танцевать народные плясовые, но совершенно аморальных и духовно чёрствых внутри! эдаких эстетов, лохов узко-мыслящих, которые составляли здесь подавляющее большинство и у которых трудно было выпросить среди бела дня воды. За примерами далеко ходить не приходилось! - с досадой думала Анна. - Их-то вряд ли уже можно было чем-либо пронять, а тем более перевоспитать! И какой выход? Ждать, пока все куркули собачкины вымрут? Сам скорее протянешь ноги. Или начинать процесс сближения Краснодара с ничем ещё незакомплексованных малышей, объясняя им по ходу, что такое "хорошо", а что такое "плохо"?" Творческие люди обычно очень чувствительны. Они улавливают тончайшие флюиды воздуха и дарящую им энергетику тонких ценителей музыки и искусства.
- Сезанн Франк... Симфония.., - объявила декольтированная девица.
Внутренняя философия музыкальной темы, её попеременно сочетаемый лиризм с повышенной эмоциональной экспрессией, придавали музыке неповторимую окраску трансцендентальной любви. Органичность звучания раздумий об устройстве крайне нелогичного мира пыталась определиться с направленностью движения мыслей, приводя то к бурному развитию сюжета и его драматическим фанфарным проявлениям, то к спокойному, хроматическому окрашиванию ладов и к светлому стремлению аккордов к самосовершенствованию.
Концерт закончился. "Почему только одна часть? - подумала она, выходя из розового транса. - Может так задумано?"
- Лучше бы сыграли Бухенвальский набат! - опять послышался злобствующий голос. - Где у них следующий концерт?
- Ага! Один уже, из казаков, сыграл свой набат/войну с колоколами! - всё-таки не выдержала она.
Анне вдруг захотелось подойти к ребятам и дирижёру, познакомиться с ними, сказать что-то доброе, подбодрить, поговорить на немецком. Но она, зная мстительность местной шатии-братии, всё-таки боялась навредить приехавшим музыкантам. Оркестру предстоял ещё ни один концерт и ни одна "культурная" встреча. "Надо же "Санта Клаус - Новый Год!" - внезапно удивилась она имени дирижёра. И к тому же "Железный мужчина". Неужели можно будет полностью перестроить, сделав кольцевой, с гибкой системой скидок, железную дорогу края, рыночная аморальность директоров которой не знала границ?!
Вместо того, чтобы подойти и поблагодарить за концерт, Анна прошла в Музыкальный Театр на спектакль. Шло объяснение Сильвии с Эдвином во дворце. Просидев 10 минут на балконе, она поняла, что музыка Кальмана сейчас в настоящем состоянии не трогает Анну. Что все её мысли остались там, внизу, с оркестром и с душистой музыкой весны и любви к искусствам. Она осторожно поднялась по ступенькам и вышла через боковую дверь балкона на лестницу. На улице перед театром уже почти никого не было. Она вышла на проезжую часть дороги. Ностальгические ноты щемили сердце, а душа всё возвращалась к светлым местам поэмы и её жизни в той Германии, в которой она когда-то была счастлива. "Наесться что ли с горя пирожных?" Сдержав себя, она прошла мимо ностальгического магазина дальше по улице Красной к Художественному Музею, возле которого стоял с мольбертом знакомый ей художник. На холсте едва прослеживались очертания голубых выступающих дворцовых колонн и готических шпилей замка. "Откуда здесь готика?" Она ещё раз взглянула на рисунок. Так и есть - замок. Баварский замок.
Накрапывал мелкий кислотный Краснодарский дождь. Зонта с собой в тот день Анна не взяла. Кивнув художнику, она покрыла голову пластиковым пакетом и пошла, чуть ускоряя шаг, к площади, мимо памятника А.С.Пушкину, Екатерины Великой...
Проникновенная мелодия саксофона у памятника Екатерины вновь вернула её к жизни. Наивысшие волны дыхания звучащей симфонии совпадали с её собственными, окрашенными в малиновые тона, с нежным запахом розовой гвоздики. Мелодия саксофона как бы отвечала флейте. Умиротворённо и мягко звучала основная тема, рисуя философской кистью светлые картины, внутреннее напряжение которых периодически то нарастало, то падало. В его игре солировала и продолжала жить симфония Франка. Она мягко и легко кружилась в воздухе вместе с неприбитым дождём тополиным пухом.
Дождь усиливался. Перед памятником Екатерины уже никого не было. Саксофонист закончил играть и спрятал в футляр инструмент, а Анна всё сидела и сидела на лавочке, всматриваясь в Екатерининский профиль, пытаясь найти выход из создавшейся вокруг неё ситуации. Пыталась найти и не находила - ни семьи, ни друзей, ни близких родственников, ни дома, ни паспорта, ни гражданства, ни регистрации, ни прописки, ни подходящей работы, ни одного опубликованного стиха или написанного ею литературного произведения, ни перспектив - ни какого-либо будущего... Определённые темы она просто не касалась мыслью, чтоб не травмировать своё и без того утончённое сознание и разум.
Она прошла в парк. Там, под дождём танцевали все те, кому было за 30. На сцене орали закрытые брезентом колонки. Анна вышла на безлюдную аллею с фонтаном. Дождь уже лил, как из ведра. По пакету и её локтям кислотными струйками лилась воды. Она взобралась на бордюр молчащего фонтана и осторожно пошла, нарезая круги по его периметру. Сначала по часовой стрелке, потом против часовой стрелки. Выхода не было - круг, окружность. Оставалось только одно: верить, что всё каким-то совершенно непостижимым образом образумится и разрешится. Что мир поймёт отсутствие логики и разума в своём жалком существовании, и вновь вернётся к философии природы и разума, что к ней самой вновь вернётся то ощущение счастья, которое Анна когда испытала. Внезапно какая-то сила вытолкнула её из круга и подтолкнула вверх к вершине холма, на котором стояла недавно возведённая на месте всех прежних новая ротонда. Она подняла голову вверх и вдруг увидела купол звёздного планетария с вершинным кругом в центре и ниспадающими от него меридианами. Сквозь них проглядывало серое Краснодарское небо без какого-либо намёка на солирующие звёзды. Анна стала мысленно обходить меридианы, кружась вместе с ними, мягко и легко. В её сознании звучала по-философски проникновенная и просветлённая отвечающая флейте мелодия саксофона. С нежным ароматом и колоритом розовой гвоздики - символом культурной и научно-технической революции...
Тасия Мейерхольд
многократный (7) стипендиат (=лауреат) Фонда им.А.ф.Гумбольдта 1999-2003гг.
23 мая 2010г., г.Краснодар
Вдыхая запахи гвоздики
Вдыхая запахи гвоздики,
Не красной, - розовой, их звук,
Вдруг постигаешь спектров лики,
И световой величишь слух,
Предел, где яркость звук-потока
Осваивает широту
И, излучая свет молекул,
Мгновенно, к спутникам взывая,
Тем, что летают близ орбит
Их высоты не вычисляя,
А только глупый слыша ритм.
Ура! Контакт есть! Мост налажен!
проблемы ОПТИМИСТА
Ура! Контакт есть! Мост налажен!
И нет барьеров и преград
Неважно, что в колодце с кашей
Сидишь и ждёшь, когда твой сад
Вишнёвый принесёт желанья,
Подарит просветленья плод
И радость встреч в волшебных гранях,
Определяющих полёт.
