Поэтический перевод

Я пребывал в мечтах, когда с других лишь списывал тебе я письма.

Теперь пишу их сам, Мой милый Беллармин*!

Меня ведёт к тебе далёкая тропа.

С тобой, позволь, добраться до её глубин, мой Беллармин.

С тобой мне улыбнулся снова день.

Итак. С чего всё начиналось?

Написано у Диотимы турецки корабли в проливе находились, в Хиосском -

В том, что между островом Хиос и полуостровом

Чешмé -

На азиатской стороне.

Мой Адмирал-герой последним покидал корабль; и я там был. С ним рядом; когда впервые мы с турецким кораблём столкнулись. 

И в схватке яростной и равной,

Земля в огне бежала из-под ног моих.

Бой яростный уже кипел в груди.

Скорей на абордаж. Где тросы?

Матросы, нижние чины! Они, как львы, всегда дрались.

И ощущенье  жизни пережитой

Своею теплотой

Меня всего переполняло вновь.

Парил мой дух над полем этой битвы.

И разумом её познать бы смог в последний раз.

Уж был я в самой гуще.

Ничтó не в силах заменить юнцу всю прелесть рукопашной схватки.

Той, где режут, атакуют, толкают наземь, бьют...

Где смерть с блестящими глазами была давно определена.

Она ждала меня в сторонке,

Смотревши жадно на меня.

Встречал врагов, что на моей земле сражались, сполна и я.

И русских тоже.

Лишь гордостью своей я мог их покорять.

Служить у них я должен был, копейки ради.

Мне в рот они глядели, как один, боясь грешить.

И, кажется, отчанья моего все уважали.

И там. И в преисподней.  

Когда я в гуще битвы был,

В конце концов, меня срубил;

Один из них. И так срубил,

Что я едва доплыл. До Пароса.

Священник, что меня из битвы вынес,

Мне после всё пересказал,

Как бились наши корабли,

Что первы битву начали,

Метая в воздухе огни,

Как чуть живого, меня он в лодке подобрал,

Как спас меня, перевязав, хирург,

Как перегружен снова в лодку был,

Мой Беллармин!

Корабль турецки, что брошен был

Они спалили напрочь тоже.

Горело море всё.

Как в празднике лихом и диком.

Чем кончилась вся эта битва –

Надеюсь, знаешь ты.

Конец её известен всем, мой Беллармин.

Турецкий флот был целиком сожжен.

Оставшимся в живых тиранам –

Яд поднесли.

И Россиянам

Заслуги их в бою том памятном победу принести.

 «Бог шельму метит» - скажешь ты.

И я

С ним и с тобою вместе.

StA, том 3, страница 124-125.

13 февраля 2006г., г. Алматы
Тасия Мейерхольд

Оригинальный текст

Ich war in einem holden Traume, da ich die Briefe, die ich einst

gewechselt, für dich abschrieb. Nun schreib' ich wieder dir, mein

Bellarmin! und führe weiter dich hinab, hinab bis in die tiefste Tiefe

meiner Laiden, und dann, du lezter meiner Lieben! komm mit mir

heraus zur Stelle, wo ein neuer Tag uns anglänzt.

    Die Schlacht, wovon ich an Diotima geschrieben, begann. Die

Schiffe der Türken hatten sich in den Canal, zwischen die Insel Chios

und die Asiatische Küste hinein, geflüchtet, und standen am vesten

Lande hinauf bei Tschesme. Mein Admiral verließ mit seinem

Schiffe, worauf ich war, die Reihe, und hub das Vorspiel an mit dem

ersten Schiffe der Türken. Das grimmige Paar war gleich beim ersten

Angriff bis zum Taumel erhizt, es war ein rachetrunknes schrekliches

Getümmel. Die Schiffe hiengen bald mit ihrem Tauwerk aneinander

vest; das wütende Gefecht ward immer enger und enger.

    Ein tiefes Lebensgefühl durchdrang mich noch. Es war mir warm

und wohl in allen Gliedern. Wie ein zärtlichscheidender, fühlte zum

leztenmale sich in allen seinen Sinnen mein Geist. Und nun, voll hei-

ßen Unmuths, daß ich Besseres nicht wußte, denn mich schlachten

zu lassen in einem Gedränge von Barbaren, mit zürnenden Thränen

im Auge, stürmt' ich hin, wo mir der Tod gewiß war.

    Ich traf die Feinde nahe genug und von den Russen, die an meiner

Seite fochten, war in wenig Augenbliken auch nicht Einer übrig. Ich

stand allein da, voll Stolzes, und warf mein Leben, wie einen Bettler-

pfenning, vor die Barbaren, aber sie wollten mich nicht. Sie sahen

mich an, wie einen, an dem man sich zu versündigen fürchtet, und

das Schiksaal schien mich zu achten in meiner Verzweiflung.

    Aus höchster Nothwehr hieb denn endlich einer auf mich ein, und

traf mich, daß ich stürzte. Mir wurde von da an nichts mehr bewußt,

bis ich auf Paros, wohin ich übergeschifft war, wieder erwachte.

    Von dem Diener, der mich aus der Schlacht trug, hört' ich nach-

her, die beiden Schiffe, die den Kampf begonnen, seien in die Luft

geflogen, den Augenblik darauf, nachdem er mit dem Wundarzt

mich in einem Boote weggebracht. Die Russen hatten Feuer in das

Türkische Schiff geworfen, und weil ihr eignes an dem andern fest-

hieng, brannt' es mit auf.

    Wie diese fürchterliche Schlacht ein Ende nahm, ist dir bekannt.

So straft ein Gift das andre*, rief ich, da ich erfuhr, die Russen hätten

die ganze Türkische Flotte verbrannt - so rotten die Tyrannen sich selbst aus.

StA, Band 3, Seite 124-125.

Компьютерный построчный перевод

Я был в милом мечте, так как мной письма, который я когда-то обмениваюсь, для тебя списывал. Теперь пишу я снова тебе, мой Bellarmin! и ведет далее тебя вниз, вниз вплоть до самой глубокой глубины моих Laiden, и затем, ты lezter моих дорогих! прибывай со мной наружу к месту, где новый день нам anglänzt.

    Битва, от чего я начинался в Diotima написано. Корабли турков имели себя в Canal, между остров Хиос и Азиатское побережье внутрь, сбежавшее, и стояли в vesten Стране вверх при Tschesme. Мой адмирал покидал с ним Корабли, после чего я был, ряд, и подъем вступлением в с ним первым кораблям турков. Яростная пара была равна при первом Нападение до пошатывания erhizt, это было rachetrunknes schrekliches Беготня. Корабли hiengen скоро с их тросом друг к другу vest; яростный бой стал все теснее и теснее. 

    Глубокое жизнеощущение еще проникало меня. Было тепло мне и, пожалуй, во всех членах. Как нежно-удаляющийся, чувствовал к leztenmale себе во все его размышления мой дух. И теперь, полностью горячий Unmuths, что я не знал более хорошее, так как меня режут позволять в толкотне варваров, с сердящимися Thränen в глазу, атакует ' я туда, где мне смерть была определена. 

    Я встречал врагов достаточно близко и от русских, в мой Сторона сражались, не оставался в немногих Augenbliken также. Я присутствовал только, с изобилием гордости, и бросала моя жизнь, как попрошайку pfenning, перед варварами, но они не хотели меня. Они смотрели меня в, как один, перед которым боятся грешить, и Schiksaal, кажется, уважал меня от моего отчаяния. 

    Из высшего Nothwehr один рубил все же, наконец, меня, и встречал меня, что я падал. Мне ничто не стало более известным, с тех пор до тех пор пока я не просыпался на Paros, куда я был übergeschifft, снова.

    О служителе, который нес меня из битвы, слышит я пост сюда, которые явились бы обоим кораблям, борьбу начатый, в воздух прилетевшее, Augenblik на это, после того, как он с хирургом меня в лодке убрано. Русские имели огонь в это Турецкий корабль брошенный, и так как вы собственный в другом празднике hieng, brannt это с на.

    Как эта страшная битва брала конец, известен тебе. Таким образом яд наказывает других,

я призывал, так как я узнавал, русские имели бы весь Турецкий флот сожженым - так тираны искореняют себя даже из.

* So straft ein Gift das andre - Яд наказывает и других, невиновных.